Рак — это общий ярлык для более чем 200 разных заболеваний. Это целая экосистема, и каждый ее представитель живет по своим законам. Именно поэтому, несмотря на десятилетия исследований, миллиардные бюджеты и огромный технологический прогресс, мы до сих пор не можем сказать, что рак побежден. Свое мнение на этот счет в беседе с «Рамблером» терапевт-хирург Фуад Сейфуллаев.
«Пациенты часто спрашивают: ну как же так, прошло столько лет, а лекарства от рака все нет. Но это не грипп. У рака нет одного возбудителя, одного пути развития и одного уязвимого места. Это не монолит, это гидра, у которой постоянно отрастают новые головы», — говорит эксперт.
Почему рак так трудно лечить?
Во-первых, рак — это генетический срыв, но не врожденный, а накопленный. Ошибки в ДНК происходят постоянно, но организм обычно их исправляет. Иногда сбой проходит незамеченным — и запускается неконтролируемое деление клеток. Эти клетки начинают жить по своим правилам, не подчиняются сигналам «стоп», умеют избегать апоптоза (запрограммированной гибели), а главное — мутируют. И мутируют быстро.
«Представьте, что вы бьете молотком по гвоздю, а он каждый раз меняет форму. Вот примерно так работает химиотерапия: сегодня рак чувствителен, завтра — нет. Мы убиваем чувствительные клетки, выживают устойчивые. Это естественный отбор, только внутри человека», — поясняет Сейфуллаев.
Как рак «прячется» и защищается?
Современные лекарства умеют отличать раковую клетку от здоровой — это таргетная терапия. Но чтобы это работало, надо понимать, на что целиться. А опухоли очень хитры. Они умеют маскироваться: перестают экспрессировать белки, по которым их можно распознать, изменяют метаболизм, создают вокруг себя «барьерную» среду — так называемый иммунопривилегированный микромир. Иммунитет их просто не видит.
Если сорвать родинку, будет рак: правда или миф
Какие главные сложности?
Одна из ключевых причин, по которой рак остается смертельным, — метастазирование. Пока опухоль локализована, с ней можно справиться: удалить, облучить, подавить. Но когда клетки разлетаются по организму и оседают в легких, печени, костях, мозге — начинается другая история. Эти метастазы могут вести себя иначе, отличаться по строению и по чувствительности к препаратам от первичного очага. То есть лечить надо не одну болезнь, а десятки разных по всему телу.
Отдельный, не всегда обсуждаемый момент — стоимость лечения. Препарат, который стоит 300–400 тысяч рублей за курс, не становится массовым решением. Терапии с генетическим редактированием пока просто недоступны большинству стран. А значит, пока рак не станет лечиться «массово и дешево», говорить о полной победе рано.
Есть ли вообще прогресс?
Медицина далеко ушла вперед. Сегодня, например, острые лейкозы у детей в 80 процентов случаев излечимы, многие формы рака молочной железы и простаты успешно контролируются годами. Иммунотерапия помогает даже в случаях, когда "классика" бессильна. Есть прорывные технологии — CAR-T-клетки, ингибиторы контрольных точек, генная терапия. Но это всё — узкоспециализированные инструменты, а не универсальное оружие.
«Иммунотерапия не работает на всех. У кого-то рак "холодный" — то есть иммунитет вообще не реагирует. И таких пациентов много. Это не вопрос плохой терапии, это вопрос индивидуальной биологии», — уточняет терапевт-хирург.
Что мы умеем сейчас?
«Рак — это умный враг. Он учится, подстраивается, мимикрирует. Мы с ним в долгой гонке. И сегодня, впервые за десятилетия, у нас появились реальные шансы обогнать», — подытоживает специалист.
Таким образом, рак — это динамичная, постоянно эволюционирующая болезнь, которая требует многоуровневого подхода и глубокого понимания биологии. Мы научились лечить многие его формы. Но универсального лекарства нет — и, возможно, никогда не будет. Просто потому, что нет универсального рака.
Ранее мы писали, какие продукты снижают риск развития рака груди.
